Глава 68

 Гвиневра просыпалась с криком ужаса четыре раза в ту странную ночь, что паутиной упала на Камелот и принесла с собою грядущее расставание с замком. И Лея, и Моргана лежали без сна. Лея относила просыпающегося Мордреда к кормилице по первому его писку, а Моргана усиленно изображала спящую, когда Лея проходила мимо.

Но когда Гвиневра с криком проснулась в первый раз – обе женщины отреагировали одинаково – притворились, не сговариваясь, что не слышали и не знают ничего, в унисон ровно задышали, заворочались «во сне».

Гвиневра села в постели, оглядела угадывающиеся в ночи их тела, вздохнула, перевернула подушку и попыталась снова заснуть. Сон принял ее в свои объятия до следующего кошмара и следующего вскрика.

На этот раз реакция оказалась более живой. Лея поднялась на локте и шепотом спросила у пробудившейся Гвиневры:

-Чем помочь?

Гвиневра извинилась за разрушенный сон и снова улеглась. Моргана уже не изображала спящую и прошипела «сквозь сон» что-то среднее между успокаивающим словом и проклятием.

Но на этот раз тишина была недолгой. Гвиневра вскрикнула и снова вскочила. Заворочался Мордред, и Моргана швырнула в сторону павшей королевы подушку. Лея, избегая возможного конфликта, торопливо взяла младенца из колыбели и потащила его к кормилице.

-Прости, - чуть не плача, - выдохнула Гвиневра и сжала зубы до боли, чтобы сдержать слезы.

-Ничего, - злость Морганы улетучилась. Она устало вздохнула и повернулась на другой бок, - засыпай, ладно?

На этот раз сон сморил уже Моргану, но Гвиневра вскрикнула снова. Моргана выругалась уже в голос, поднялась с постели и увидела, что Лея не вернулась еще с Мордредом – ну и правильно.

-Прости, пожалуйста, - прошептала раздавленная Гвиневра, - я не хотела.

-Знаю, - Моргана была специалистом в образе кошмаров (сколько она перевидала!) а потому злиться не стала. Села на край постели Гвиневры и приказала:

-Ложись, накрывайся одеялом!

Гвиневра покорилась. Так ей было проще. Она давно понимала то, что не может распоряжаться своей жизнью и сначала ей указывал отец, потом Артур, теперь Ланселот взял на себя полную ответственность за жизнь… Моргана не лишняя. Гвиневра чувствовала, что сама не сможет нести груз ответственности за себя, потому что не обучена решать так, как это делала та же Моргана.

Ей не понравилось жизнь у Мерлина, и она сбежала, ей не понравилось на Острове Фей, и она скрылась него, её не устроил Артур, как король и вот…Артур мёртв.

Гвиневра испуганно вжала голову в плечи, когда рука Морганы легла её на плечо поверх одеяла, но фея только погладила её по плечу и по голове и тихонько запела:

-Заплетаю я сказки в косу…

С каждым словом, что срывалось с ее губ и растворялось в жадной тревоге ночи с кончиков пальцев соскальзывали бусинки силы, что забирались в Гвиневру и усыпляли ее, забирали ее беспокойство и ее кошмары, забирали от нее к Моргане. Моргане были не страшны ночные ужасы, не страшны бессонницы и утреннее состояние разбитости после неудачной ночи, но вот Гвиневре они были бы в новинку. Она привыкла не спать только от любви и томлений, не спать от страха и ужаса она не привыкла.

Наконец Гвиневра задышала ровно и спокойно, унесенная заклинаниями и песней в далекий и светлый мир, а Моргана поднялась с ее постели и легла к себе, положила руки под голову и бесцельно уставилась в потолок, ожидая рассвета.

Рассвет пришел. С его лучами проснулась Гвиневра, а Моргана с удовольствием сбросила с себя притворство сна. Лея вернулась с Мордредом, видимо, решив заночевать подальше от беспокойной Гвиневры.

В молчании привели себя в порядок, также в молчании позавтракали, не выходя в столовую.

-А с Мелеагантом мы прощаться будем? – робко спросила Лея, когда все, что оставалось – ждать Ланселота.

-Ага, - саркастично усмехнулась Моргана, - он же, бедный, не переживет иначе.

-Это неуважение к королю, - тихо заметила Гвиневра, хотя по ее посеревшему лицу было понятно, что она скорее бросилась бы на меч, чем предстала бы перед Мелеагантом.

Моргана не ответила. Наконец, явился Ланселот, который, в отличие от женщин, нашел в себе силы зайти и известить Мелеаганта об отъезде. Король, впрочем, пожал плечами:

-Удачной дороги, выходит?

И тон короля был безразличным. Но Ланселот не был еще так образован и обучен двором, чтобы понять, что в безразличии порою кроется больше чувств, чем можно думать. Мелеагант не хотел, чтобы они уезжали, не хотел, чтобы они пропускали его триумф, да и так, пока они были в замке, было ощущение у него, что он находится в кругу близких и родных людей. И Лилиан не было так одиноко. Иллюзия большой семьи создалась у короля, но он остался холоден и жесток к себе, чтобы не позволить ослабеть образу властелина.

Собрались быстро и решительно. Без криков и споров. Вышли во двор, где уже стояла готовая карета и повозка с вещами и еще одна – с телом Артура. Сопровождала процессию группа воинов, когда-то служивших под началом Ланселота и любезно выделенная для охраны в пути Мелеагантом.

-Я, пожалуй, верхом, - неожиданно сказала Моргана. Гвиневра в ужасе взглянула на нее – сама павшая королева боялась лошадей и для нее поездки верхом, еще и добровольные, были где-то на одном уровне с победой в рыцарском турнире.

Лея же отреагировала иначе. Она взглянула на Моргану и заметила, что фея облачена в костюм всадника, а не в платье, значит, решила уже давно. Гвиневра попыталась остановить и

переубедить Моргану, но Лея дипломатично втолкнула ее в карету и села, держа на руках Мордреда. Что до Ланселота – он даже не удивился.

Лошадь привели сразу, словно кто-то угадывал желание Морганы. Она забралась в седло быстро и ловко, натянула поводья…

С замком прощаться официально они не стали. Гвиневра тихонько заплакала, пряча слезы в кружевной платочек, глядя из окна своей кареты на оставляемый, конечно же, навсегда, замок. Лея вся ушла во внимание к Мордреду, так было проще, так было легче…

Моргана подняла голову вверх, пытаясь увидеть с земли ту крышу, на которой однажды сидела вместе с Мерлином, любуясь закатом и спасаясь от очередной пирушки Артура, которая плавно перетекла в совет. Ланселот мрачно оглядывал окна, хищно касался взглядом дверей, чувствуя, что если расставание и не будет вечным, то выйдет уж всяко долгим.

Моргана махнула рукой, не то, прощаясь с кем-то, не то просто отгоняя свет вокруг себя. Ланселот тотчас проследил за ее движением и увидел, что в одном из верхних окон мелькнула черная тень.

Рыцарь с иронией взглянул на Моргану, но та едва заметно покачала головой, давая понять, что не настроена, обсуждать такое прощание Мелеаганта. И вообще…

-Пора! – громко сказала она, но хоть и прозвучало фальшиво, Ланселот услышал в ее голосе то, чего давно ждал – он услышал в ней какую-то поднимающуюся силу.

Она круто развернула лошадь, пришпорила…

Назад дороги не было. Впереди – герцогство Корнуэл, ее дом, который она отдала Ланселоту и в который все-таки возвращалась…

***

Сколько на свете дорог? Кто-нибудь считал? Кто-нибудь вообще может их сосчитать? И каждая из них может вести к краю, к обрыву и к горе собственной славы.

Но каждая дорога так или иначе – жива. По дороге, на которой ранним утром началось движением кареты и сопровождения из Камелота в герцогство Корнуэл, когда-то шли армии. Это были войска отца Морганы – герцога Корнуэл. Они шли в последнюю дорогу, на битву с саксами, и яростно блестели их доспехи, гремели щиты. И никто не знал тогда, что обратно по этой дороге не вернется никто, а что еще интереснее, навстречу им, объездными тропами ехал Утер Пендрагон, в облике герцога Корнуэл. Он ехал совершить предательство собственной чести и повернуть историю не только своего рода, но и Камелота.

Но дорога не могла поведать об этом Моргане.

Как не могла поведать она Ланселоту о том, что по этой дороге однажды бродил его десятилетний брат в поисках заработка или куска хлеба для своего брата – двухлетнего Ланселота и для молодой вдовы, что бралась за самую черную работу, чтобы прокормить детей, чтобы выжить, или хотя бы – дать выжить им. Но она не смогла.

Ланселот считал, что его брата замело где-то подле деревни, в которой они тогда…существовали. Но это было не так. Его брат не пошел в деревню за подаянием, потому что

знал, что это не поможет. Он направил шаг свой в город, именно по этой дороге и шел долго, и падал, и в глазах его темнело, а под одежду забирался холод и снег противно скрипел, словно ломался позвоночник у костей снега.

Ланселот считал, что его брат умер, но это было заблуждением. Он упал, но его подобрал возница. Подобрал, отвез в дом, отогрел, как мог и накормил, чем сумел. Но от потрясения десятилетний мальчик не мог вспомнить ничего, ни имени, ни деревни… память вернулась к нему лишь через полгода, и когда он сумел вернуться до своего дома, то обнаружил, что никого нет. Ланселот был на воспитании у леди Озера, а мать сошла в могилу.

И тогда этот повзрослевший мальчик научился воровать и выживать. Он переменил десятки имен, добрался до одной земли, до другой. В конце концов, когда ему было семнадцать лет, он оказался в графстве Мори, куда привела его дорога, под именем Гарсон, то случай свел его с маленькой еще девочкой – тонкой и юркой, как ящерица, танцовщицей. Звали девчонку Леей, и она обладали всеми качествами для воровки…

Так Лея, Гарсон и еще несколько уличных побродяг объединились в детские банды. Пока однажды Лея не попалась на воровстве, и за нее не заступился граф Уриен. Граф Уриен стал героем и любовью для Леи на всю жизнь, он вернул ей приют у Мерлина, настоял, чтобы она прекратила бродяжить, но Лея не знала, что Уриен занялся отловом беспризорных по своей земле. И вскоре настиг и Гарсона. Граф определил ловкого и изворотливого юношу в солдаты, где Гарсон быстро поднялся…

Но Ланселот не знал всего этого. Полной картины не знал ни Гарсон, ни Уриен, ни Лея. Каждый имел лишь кусочек картинки, и только дороги знали всё. Они знали каждый след…

Знали и не могли поведать.

Гвиневра же смутно припоминала, что по этой дороге ее везли «в королевы», в счастливый путь. Здесь ее приветствовали, здесь ей дарили подарки. Она помнила, что тогда было много цветов и знамен, и шелка. Тогда она думала, что все будет счастливо и легко, что все будет только ее, и что…

И теперь ничего из этого не свершалось. Они – разбитые, раздавленные, потерявшие, ехали назад в странном составе.

Моргана и Ланселот никогда не стали бы друзьями, если бы не оказались в хитросплетении плохого управления Артура, интриг Морганы и Мерлина и желания любить от Ланселота. Дикое сочетание фактов и случайностей свело две судьбы в одну теперь уже дорогу. Лею тоже не ждала такая судьба, по которой танцовщица теперь двигалась. Мерлин гадал ей по линиям руки и видел, что ее ждет слава при дворе короля, удачный брак, двое детей и счастье без измерений. Лея должна была быть придворной танцовщицей, актрисой, но где-то она предопределила себя не так, как было рассчитано в судьбе, пошла против чего-то. Было ли это переломом в перевороте или в решении спасти Гвиневру, переключив Артура на себя…как знать? Кто уже скажет?

Дороги…дороги! Сумасшедшие дороги. Они ведут судьбы и линии, они путают и смешивают жизни причудливыми лентами, оплетают жизни полосками, вырванными из души.

-Таких, как ты, я всегда презирала, - холодно говорила Моргана Ланселоту,- когда начинала свой уже осознанный путь. Я верила не в благородство, а в ум. Я не верила в рыцарство. И в любовь. Всех, кто предан и благороден я считала глупцами.

-Я тоже считаю себя глупцом, - усмехался Ланселот, - потому что мог получить и при Мелеаганте, и при Артуре, все славы и богатства, титулы и власть, а вместо этого – я добровольно ухожу от всего, о чем грезил. Кто я после этого?

В карете разговоры были нелегче.

-Ты самая верная служанка, Лея, - Гвиневра преданно держала девушку за руку, а та мрачно и печально улыбалась на ее слова и молчала. – Я никогда не встречала таких людей, как ты. Ты мне как сестра…

-И ты мне…Гвиневра, - с глухим стоном души отвечала Лея, сохраняя свою тайну, - словно сестра.

И дорога хоронила эти разговоры, как хоронила до этого другие диалоги и монологи, безумства и споры, размышления вслух о любви и верности, и забывала, таила все под слоем пыли, что золотилась в лучах печального солнца.

-Такие, как ты, раздражали меня, - не унималась Моргана. – Я всегда выбирала тех, кто опаснее меня. И что теперь?

-Когда леди Озера растила меня, я поклялся, что никогда не свяжусь с женщиной-интриганкой,- Ланселот не оставался в долгу, - так скажи мне на милость, боже, почему Моргана теперь мой близкий друг?

И снова дорога усмехалась. И молчала. И хоронила слова.

-Как случилось, Лея, что ты единственная, кто близок мне по-настоящему, кто знает обо мне все? – Гвиневра тоже пыталась понять что-то своё.

-Как случилось…- Лея отозвалась глухотой и усмешкой. – Судьба вела…и судьба велела.

Дорога не возражала. Ей нравилось называться судьбою.

-По - правильному порядку должно было быть не так! – вдруг восклицала Моргана.

-А как? – искренне удивлялся Ланселот.

-Артур должен был занять престол и стать достойным королем, я должна была раскаяться в мести и выйти за Уриена. Гвиневра – родить Артуру наследника. Лея должна была быть при Гвиневре и дожидаться своего счастья.

-Стесняюсь спросить, что должно было быть со мною…

-Ты должен был умереть в какой-нибудь битве, - Моргана натянула поводья сильнее, - ты должен был умереть. Ты же рыцарь! Но перед этим, ты полюбил бы Гвиневру, она бы кокетничала с тобой и ты бы жил самообманом.

-Тебе бы книги писать, - Ланселот даже оскорбился. – А не с рыцарями возиться!

-Да пошел ты к черту! – Моргана рванулась на лошади, но недалеко, так, чтобы слегка опередить Ланселота…

-Как думаешь, Лея, - шепотом спросила Гвиневра, которой тишина была невыносима. – Артур простил меня перед смертью?

-Конечно, - заверила Лея, которой было даже все равно на Артура, но она не хотела, чтобы Гвиневра страдала еще и этим.

Гвиневра помолчала, затем тряхнула головой, словно скидывая оцепенение:

-Он сам хорош! Изменял! С Морганой всё…с тобой! Я тоже имею право любить. Я тоже живая!

-Разумеется, - на этот раз Лея была искренняя.

-А если не простил…- Гвиневра с тревогой уставилась в окно, кусая губы.

-Мы его зароем и не узнаем этого, - Лея коснулась руки Гвиневры, - все кончено. Ты будешь счастлива с Ланселотом.

-А если он разлюбит меня? – Гвиневра со страхом схватилась за руку Леи, - милая Лея, а если он полюбит другую? Если мне на роду было написано проклятие любви?

-Боюсь, я тогда его отравлю, - серьезно сказала Лея. – Ну, если успею. Если Моргана ему до этого момента не оторвет его светлую голову, и не подаст ее на блюде.

-Как Саломея что ли? – нервно засмеялась Гвиневра и примолкла, вспомнив, что за танец Саломеи головы складывали многие. А танцовщица как раз сидела напротив нее…

-Как кто? – также нервно переспросила Лея, изображая полное удивление и пытаясь унять за этими словами нервную дрожь в голосе.

…Лея лежит, задумчиво глядя в звездное небо, но, совершенно не видя его. Она думает совсем о другом и рада тому, что в полумраке звездного света не видно ее пылающих стыдом щек.

-Обиделась? – Уриен осторожно касается хрупкого девичьего плеча и пытается заглянуть ей в лицо.

-На что? – нарочито жизнерадостным голосом отзывается танцовщица и заливается безрадостным смехом. Но Уриене не обманывается:

-Лея, милая, ты еще слишком молода. Ты не знаешь, что хочешь в жизни. Я – другой. Я воин. Я сражаюсь, я проливаю кровь и я убиваю.

-Да мне все равно! – Лея бешено подскакивает, резво садится, обхватывает руками лицо Уриена, безошибочно находя его в звездном свете. – Мне все равно, я…

-Прошу, не надо, - Уриен мягко освобождается от ее рук, - Лея, ты пожалеешь. И я пожалею.

Лея чувствует, как краска заливает все лицо, стыд и унижение…

-Я некрасивая, да? - Лея дрожит от внутреннего холода. Конечно, куда же ей до красавиц двора Мелеаганта! Куда ей до всех этих тонких и гибких…

-С ума сошла? – ласково спрашивает Уриен. – Ты прекрасна. Ты изящна, тонка, умна, твой танец – это танец Саломеи. За него многие готовы будут сложить головы. Тот, кто полюбит тебя, будет счастливым человеком.

-Но я тебе не нравлюсь! – Лея порывается встать, но Уриен удерживает ее, не желая гоняться за расстроенной девчонкой по всему поместью и следить, чтобы она не повредилась или не навредила кому.

-Перестань, Лея! Здесь дело в другом. Ты мне…я не могу воспринимать тебя, как женщину. Ты мой друг, мой соратник, моя младшая сестра, наконец. Я чувствую тебя, как ту, о ком должен заботиться и оберегать, защищать, помогать. И я люблю тебя, Лея, но не как мужчина.

Уриену слова даются тяжело, хотя до этого дня он разбил много женских душ и сердец. Но сейчас ведь – Лея! Хрупкая тонкая Лея, которая неосторожно обмолвилась о своих чувствах, и которую надо спасти! Спасти ему же!

-Но я была бы женой тебе! – Лея захлебывается плачем, она теряется в плаще Уриена, наброшенном на ее плечи, она маленькая и слабая. Уриен чувствует приступ стыда и жалости перед нею, вину…

Он утешает ее. Долго и яростно убеждает, что она прекрасна и замечательна, а вот он – гадкий и порочный человек. Ему не удается ее переубедить, и оба это знают, но Лея делает вид, что все в порядке. Уриен выполняет то, что считает своим долгом.

Наступает бледный рассвет, прогоняя звезды и Уриен вспоминает о чем-то… широко улыбнувшись, он извлекает из кармана маленькую шкатулочку.

-Лея, ты мой милый друг и сестра. То, что было сказано – останется между нами. В знак же моей вечной дружбы, в знак того, что я всегда буду тебя защищать, и, конечно, в качестве поздравления с Днём Ангела…

Лея принимает шкатулочку, открывает и видит массивный медальон с сапфирами. Любимыми ею сапфирами. Она нелепо благодарит и откланивается…

Позже ее охватывает ярость. Ярость женская и ревностная. На отказ. На такой жест. На благородство. На все. Лея хватает медальон и не знает, куда его деть, ходить с ним по поместью и натыкается на заспанную и растрепанную гостью Уриена – Моргану.

Моргана не знает, что Лея влюблена в Уриена. Зато Лея вдруг понимает кое-что… ярость снова смешивается с пеплом ревности и обиды. Нелепо и неловко Лея вручает Моргане медальон от Уриена, решив, что «подачки» от графа ей не нужны. Фея удивленно принимает подарок, но ни разу не надевает…

Зато Лея начинает сожалеть об опрометчивости, когда так и не может вычеркнуть Уриена из своей жизни. Она ищет смутно схожий хотя бы медальон в лавках и казначействах, и в конце концов происходят события, которые заставляют забыть ее об этом медальоне, а Моргана забывает о нем еще раньше. Вытащит же его во время разбора вещей, она даже не может сразу припомнить, откуда у нее эта вещь и сапфиры, которые ей совсем не идут…

Вспомнив, Моргана бросает Ланселоту:

-Безвкусица…

И вещь отправляется в деревянный ящик на раздачу.

***

Герцогство Корнуэл – это виноградники и клумбы, это яблоневые сады и кусты сирени. Это песчаные дорожки, две деревни с общей численностью в чуть больше двух сотен человек и небольшой…дом господ. Это действительно мало похоже на замок – слишком мало оборонительных систем, скорее, это дом с башенками и подъемным мостом.

Герцогство Корнуэл – это маленький мирок, в котором может царить уют, но на который Моргана смотрит с презрением. Она не верит в этот мирок. Она не верит в этот уют. Герцогству Корнуэл принадлежат не только две деревни в пределах его территории, но и несколько мелких поселений вокруг герцогства, которые, в обмен на защиту и покровительство, поставляют молоко, овощи и фрукты, все это обменивается, торгуется, но жизнь здесь…сонная.

Ланселот был в восторге. Это хорошее место для мирной жизни. Гвиневра тоже так думала. Моргана же предпочитала не думать конкретно об этом месте, как о своем доме. Она понимала, что ну год, максимум, два она здесь и проживет мирной жизнью. Но дальше… дальше, она не выдержит. Здесь слишком сонная и мирная жизнь. Здесь хорошо жить влюбленным и пожилым, здесь хорошо растить детей.

Но очень трудно растить детей, если ты растила королевство. И месть. Очень трудно терпеть эту сонную и медленную жизнь, если ты в своих нервах и напряжениях дошла до ускорения собственного мира, если ты думаешь и делаешь быстрее, чем средний ритм здешней жизни.

Покоряться или сопротивляться? Моргана могла покоряться только тому, кто сильнее ее. Сопротивляться же она могла всем.

Слуги, высочившие из господского дома, поспешно начали заносить сундуки в дом и восхвалять…Моргану. Не Ланселота – герцога по праву передачи, а именно Моргану.

-Вы вся в матушку пошли красотой! – пожилая женщина, достаточно подвижная и юркая, ласково оглядела Моргану. – Вы меня не помните, леди Моргана? а ведь я была вашей кормилицей! Я – Сатин.

-Я рада, - грубо отозвалась Моргана, выбираясь из цепких взглядов. – Накормите и позвольте воинам передохнуть перед обратной дорогой. Вещи в дом. А вообще… Ланселот, почему я распоряжаюсь? Вот…

Моргана демонстративно ткнула в грудь рыцаря.

-Вот - герцог Корнуэл. Отныне, я здесь гость!

Среди слуг прошел шепоток. Они переглянулись, но Моргана пресекла любые попытки возмущения:

-Король подтвердил это.

-А что там…в Камелоте? – с благоговением в голосе спросила молодая девица, имя которой Моргана не только не знала, но и знать не хотела.

-Камелот, - грубо отозвалась Лея, скидывая ей свой дорожный плащ на руки. – Камелот и рынок.

Девица захлопала глазами.

Еще в пути было решено, что Артура похоронят сразу же. Отдав распоряжения, Моргана, словно знала дорогу еще с тех, пяти своих лет, направилась куда-то в глубину яблоневого сада. Ланселот, Гвиневра, Лея, несколько слуг с телом Артура на руках направились за нею.

В самом конце главной аллеи было небольшое раздвоение дороги и маленькая, почти заросшая тропинка, вела куда-то в тень. Туда Моргана и скользнула. Тут оказалось семейное кладбище Корнуэлов – три ряда мраморных плит.

И здесь был еще один, незнакомый никому из присутствующих человек. Он был полностью седой, сгорбленный, хоть и не был старым.

-Я рада, что вы приехали, - Моргана порывисто обняла этого человека, словно ожидала его увидеть здесь. Обернувшись к процессии, она представила гостя:

-Это рыцарь Антор, у него воспитывался…Артур.

Рыцарь мелко задрожал. Его голова затряслась от внутренних волнений. Он потерял двух сыновей. Одинаково любимых, и пусть один был юродивым, а второй неродным, он потерял обоих! А сам оставался жить. Зачем, спрашивается, если его дети ушли раньше его, зачем они явились вообще на свет? Родителям не должно хоронить своих детей!

Гвиневра не удержалась от возгласа и закрыла рот рукой. Лея потупилась и покраснела. Ланселот пожал руку Антору, успев подумать о том, когда эта безумная Моргана умудрилась связаться со стариком, и когда он прибыл, если сами они прибыли только что? Ведьма, все-таки, она ведьма!

Слуги опустили тело Артура в саване на землю, на примятую траву. Антор упал у тела на колени и принялся рыдать на груди у павшего короля. Гвиневра, не выдержав, начала тоже плакать. Лея пыталась ее утешить, Ланселот же не знал, куда и деваться, разрываясь между жалостью и стыдом за то, что лишний здесь, а Моргана стояла…

Стояла так, словно ее все это не касалось. Стояла, не шевелясь, наблюдая за тем, как методично слуги роют могилу для ее сводного, ненавидимого и любимого брата.

Тело пришлось вырывать из рук Антора, который не нашел в себе силы подняться и остался всхлипывать на коленях. Шепча что-то неразборчивое. Гвиневру Ланселот поднял с земли, а сама земля принимала в свои объятия тело…

-Зарывайте! – холодно приказала Моргана. Антор, услышав это страшное слово, этот приказ, вскочил и бросился к могиле, его с трудом оттащили, он хотел упасть в землю следом за Артуром, так как весь смысл его жизни уже уходил в нее, оставляя безжизненную почти земную оболочку…

Зарывали… Гвиневра пряталась в объятиях Ланселота и рыдала, не скрываясь. Ей пришлось пережить слишком много прощаний и похорон за свою жизнь, но последнее, что она ожидала – похороны Артура.

Комья страшно летели на тело, забивая просвет савана, и покрывали его плотным саркофагом вечности.

Моргана выступила вперед, когда землю перестали бросать. Она хрипло выдохнула, опустилась на колени перед свежей могилой, провела по земле пальцами, словно гладя живое тело. Судорожно вздохнула прежде, чем промолвить:

-Прощай, Артур Пендрагон. Прощай, мой враг, мой брат, мой любовник, отец моего сына, мой любимый. Прощай, и жди меня по другую сторону жизни. Жди меня на берегу, Артур.

Она легла на могилу грудью и вздохнула, вслушиваясь в землю. Может быть, земля ей что-то и ответила, но Ланселот, передав Гвиневру на руки Лее, поднял рывком фею с земли и принялся отряхивать.

Антор зарыдал снова. Он не управлял своим голосом и бросился перед могилой на колени…

-Мой сын! Мой сын…сын, - повторял он, словно обезумел. И снова старика оттащили. И снова он спросил, зачем ему жить, если его смысл жизни ушел в вечность.

Гвиневра прощалась следующей. Она встала на колени, тоже провела рукой по земле, но земля напугала ее холодностью. И она отдернула руку, едва справляясь с душащими слезами, прошептала:

-ты не был моим, Артур. Прощай, король. Прощай, муж. Прощай, Артур Пендрагон. Прости мне. Прости мне все.

Она встала сама, отошла, потупив голову и взгляд. Ланселот занял ее место:

-Прощай, король. Прощай, рыцарь…

Он отошел, сконфуженный короткостью своей речи и прощания, чувствуя, что сказал не все, что должно было сказать, но Лея уже заняла его место.

-Прощай…- она произнесла лишь одно слово, но вложила в него едва ли не добрую часть всего того, что истерзало ее.

Тишина не наступила. Мелко рыдали, всхлипывали и вздыхали. Мрачно шептался с листвою ветер. Моргана отмерла первая. Она развернулась и пошла куда-то по одной ей ведомой дороге.

-Ей надо побыть одной, - шепотом остановила Лея обернувшегося на движение феи рыцаря. – Не тревожь ее.

Медленно возвращались в замок. Гвиневра дрожала от внутреннего холода и постоянно оглядывалась назад. Ей казалось, что за ее спиной вот-вот появится Артур и коснется ее ледяной рукой с такими же ледяными комьями земли. Он страшно посмотрит на нее и закричит ей о предательстве, о том, что она, как жена и королева, должна была пойти за ним в могилу. А она живет… в объятиях любовника. Предательница, вкусившая бесчестие.

-Это еще что? – Лея вывела Ланселота из сумрака утешений и шепота ласки. Она смотрела на карету, остановившуюся подле господского дома, украшенную змеиными кореньями…

-Да что же это такое…- Ланселот коротко взглянул на карету и увидел левее ее женщину. У нее были тонкие черты лица и капризность, знакомая Ланселоту. – Здравствуй, матушка.

Леди Озера очаровательно улыбнулась и сказала:

-С тобою после поговорим, я…

-Мне не о чем говорить с тобою, матушка. Я благодарен тебе за все, но если ты пришла требовать моего повиновения твоим интригам, уходи, - перебил Ланселот.

Леди Озера пробуравила его самым рассерженным взглядом, наконец, кивнула:

-Я не к тебе, рыцарь. Я к ней.

Она кивком головы указала на Лею. У Леи мир качнулся под ногами.

-Сейчас, когда Артур мертв, - продолжила Леди Озера, которая никогда бы не призналась, что явилась бы, даже если бы Артур был бы жив, потому что Мерлин напомнил ей кое-что… - заклинание ослабело. Я подумала и решила, что вы достойны моей помощи, Лея…Лея-Саломея!

Она захихикала – тоненько и девичьи, но Лея почувствовала, как ее сердце пропустило удар и ухнуло куда-то вниз...